ЗАПИСКИ НИКОЛАЯ I


Как каждой книге принято иметь вступление,так и тут я решила не менять традицию.И свою главную страницу я решила озоглавить высказываниями человека,который принимал участие в судьбах этих людей......и чтобы понять почему он так поступил,надо разобраться с его мнением.......

Итак записки Николая I
Николай I - Константину Павловичу

С.-Петербург, 17 декабря 1825 г.

<...>Пишу вам несколько строк, только чтобы сообщить добрые вести отсюда. После ужасного 14-го мы, по счастью, вернулись к обычному
порядку; остается только некоторая тревога в народе, она, я надеюсь, рассеется по мере установления спокойствия, которое будет очевидным
доказательством отсутствия всякой опасности. Наши аресты проходят очень успешно, и у нас в руках все главные герои этого дня, кроме одного. Я
назначил особую комиссию для расследования дела; она состоит из военного министра, Михаила Кутузова (Военным министром в конце 1825 г. был А.И.
Татищев; Павел Кутузов (а не Михаил, как ошибочно пишет Николай I) после гибели Милорадовича был назначен С.-Петербургским военным
генерал-губернатором - С.А.), Левашева, Бенкендорфа и Александра Голицына <...> Впоследствии для суда я предполагаю отделить лиц, действовавших
сознательно и предумышленно, от тех, кто действовал как бы в препадке безумия <<...>
Здесь слава богу, благополучно, наше дело тоже подвигается, насколько то возможно, успешно. Я получил донесение <...> что Пестель арестован,
равно как кое-кто из других вожаков<...>

Я велел арестовать обер-прокурора Краснокутского, отставного семеновского полковника, а Михаил Орлов, который был, по моему распоряжению,
арестован в Москве, только что привезен ко мне. Я приказал написать Меттерниху (Канцлер Австрийской империи - С.А.), чтоб он распорядился
арестовать и прислать Николая Тургенева, секретаря Государственного Совета, путешествующего с двумя братьями в Италии. Остальные замешанные
лица уже взяты или с часу на час будут арестованы.

Я счастлив, что предугадал ваше намерение дать возможно большую огласку делу; я думаю, что это долг, и хорошая и мудрая политика. Счастлив я
также, что оказался одного с вами мнения, что все арестованные в первый день, кроме Трубецкого, только застрельщики. Факты выяснены, но подозрение
падает на Мордвинова из Совета, поведение которого в эти печальные дни было примечательно, а также на двух сенаторов - Баранова и
Муравьева-Апостола (в случае удачи декабристы надеялись на поддержку М.М. Сперанского и Н.С. Мордвинова; вина Баранова не доказана; И.М.
Муравьев-Апостол - отец трех декабристов Муравьевых-Апостолов - С.А.); но это пока только подозрения, которые выясняются помощью и
документов и справок, которые каждую минуту собираются у меня в руках.

Николай I - Константину Павловичу

С.-Петербург, 4 января 1826 г.

<...> Показания, которые только что мне дал Пестель настолько важны, что я считаю долгом без промедления вас о них уведомить. Вы ясно увидите
из них, что дело становится все более серьезным вследствие своих разветвлений за границей и особенно потому, что все, здесь происходящее, по-видимоиу,
только следствие или скорее плоды заграничных влияний <...>

Я думаю покончить возможно скорее с теми из негодяев, которые не имеют никакого значения по признаниям, какие они могут сделать, но, будучи
первыми, поднявшими руку на свое начальство, не могут быть помилованы. Это Бестужев и Щепин Московского полка. Я думаю, что их нужно попросту
судить, притом только за самый проступок, полковым судом в 24 часа и казнить через людей того же полка. Оболенский, уличенный в убийстве
Милорадовича, или, по крайней мере, в нанесении ему штыковой раны (вина Каховского стала известна только в мае - июне 1826 г. - С.А.), должен
разделить ту же участь, но не так скоро ввиду того, что необходимы его очные ставки со многими из этих презренных, так как он один из главарей партии,
или Думы, как они ее называют здесь.

Я бы во всех отношениях очень желал вашего приезда, как бы ни тяжела была наша встреча. Не скрою от вас, что в войсках наблюдается еще
некоторое беспокойство, что не видят вас, и что ходят слухи, будто бы вы двигаетесь с корпусом на Петербург. Только ваше присутствие может
окончательно установить спокойствие в этом отношении<...>

Николай I - Константину Павловичу

С.-Петербург, 5 января 1826 г.

Только что полученное мною известие о возмущении Черниговского полка Муравьевым-Апостолом в момент, когда его должны были арестовать,
заставляет меня, не откладывая, сообщить вам, дорогой Константин, что я отдал 3-й корпус под ваше командование<...> Я уполномачиваю вас принимать
все меры, которые вы найдете необходимыми, чтобы помешать развитию этого зародыша мятежа<...>
Николай I - Марии Федоровне

Елагин Остров, 24 мая 1826 г.

<...>Я занят приготовлениями к суду. Как только они будут закончены, я буду счастлив все вам представить. В этом деле столько неизбежных и
ужасных подробностей, что, дорогая матушка, мне буквально делалось дурно.
Николай I - Марии Федоровне

Царское Село, 28 мая 1826 г.

<...>Процесс может начаться к концу будущей недели; что касается длительности его, я ничего еще не могу об этом сказать, но я позабочусь о том,
чтобы дело велось с достоинством, но без задержек. По окончании процесса и по исполнении приговора я прикажу отслужить по всей империи панихиду за
упокой душ тех, которые в этот день погибли, спасая престол и государство, а также молебен, чтобы возблагодарить провидение за то, что оно уберегло
нашу империю от опасности, столь грозной, как и опасность 12 года.

Николай I - Константину Павловичу

Елагин Остров, 6 июня 1826 г.

<...>Вот наконец доклад Следственной комиссии и список лиц, преданных Верховному суду. Хотя все дело вам достаточно знакомо, я думаю, вы все
же не без интереса прочтете заключение. Оно хорошо составлено, точно, но можно прибавить, по существу оно отвратительно (hideux). Нельзя достаточно
благодарить бога за то, что он спас нас от всех этих ужасов, которые для нас готовились, и еще важнее - от всего ужаса покушения на нашего ангела!
(имеется ввиду Александр I, хотя такая трогательная забота сомнительна, по идее он должен быть раздражен, что брат тянул с декабристами
- С.А.)

По-видимому, господу угодно было допустить события зайти как раз настолько далеко, чтобы дать созреть всему этому сплетению ужасов и
нелепостей и чтобы тем с большей очевидностью показать вечно неверящим, что порядок вещей, который господствует и который так трудно искоренить,
должен был рано или поздно привести к подобному результату.

Если и после этого примера найдутся еще неисправимые, у нас, по крайней мере, будет право и преимущество доказывать остальным необходимость
быстрых и строгих мер против всякой разрушительной попытки, враждебной порядку, установленному и освященному веками славы.

Константин Павлович - Николаю I

Варшава, 14 июня 1826 г.

<...>Одно меня удивляет, что и повергаю со всем доверием на ваше усмотрение, - это поведение Орлова и то, что он как-то вышел сух из воды и
остался непреданным суду. (Благодаря заступничеству старшего брата А.Ф. Орлова, активно действовавшего на стороне Николая I 14 декабря. -
С.А.) Русская правда Пестеля - настоящее шутовство (), если бы дело не было так серьезно. Я предполагал в нем более
здравого смысла и ума, но он выказал себя только безумцем и обнаружил какой-то хаос крикливых, плохо понятых и плохо переваренных мыслей. Можно
только пожать плечами. Да поможет вам бог, дорогой брат, в эти минуты суровости, к несчастию, столь необходимой!

Николай I - Константину Павловичу

Елагин Остров, 14 июля 1826 г.

Милосердный господь дал нам, дорогой и бесценный Константин, увидеть конец ужасного процесса. Вчера была казнь. Согласно решению
Верховного суда, пятеро наиболее виновных повешены, остальные лишены прав, разжалованы и присуждены к каторжным работам или на всю жизнь, или на
более или менее долгие сроки. Да будет тысячу раз благославен господь, спасший нас! Да избавит он нас и наших внуков от подобных сцен! Все прошло
при величайшем спокойствии, порядке и при общем негодовании.